Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский

- Ну конечно. Это - орлы.

- И вот про эту речку я тоже ничего не знала.

Узкая, почти неподвижная река, с коричневой водой и зеленая от водорослей, с обеих сторон заросла кустами. Свод из веток закрывал ее всю. Солнце лишь кое-где прорывалось к воде. Но там, где его лучи проникали сквозь кусты, толща воды становилась прозрачной. Это были темно-желтые столбы, уходящие куда-то очень глубоко, и там, приглядевшись, она заметила неподвижных, точно это были затонувшие палки, щурят. Казалось, если быстро нагнуться, их можно схватить рукой.

- Да, вижу, — сказала она шепотом.

- И вот, — Леонид показал ей взглядом.

- Да...

Рядом что-то тяжело шлепнулось в воду. Как будто с берега скатился камень. Она раздвинула ветки, подняла их и посмотрела.

- Черепаха?! Это может быть?

- Да, здесь тепло. — Леонид сошел с тропинки и пропустил ее вперед. — Мы однажды поставили жерлицы на щук, а вместо щуки попалась большая черепаха.

- Мальчик, наверное, был рад? — Она все смотрела по сторонам, боясь что-нибудь пропустить, удивляясь неумолчному гудению дня.

- Мы пустили ее во двор, но она убежала. Представляете, они, оказывается, бегают, — и в первый раз он засмеялся. В первый раз с тех пор, как она его увидела.

- Такого стрекача дала по винограднику. Даже не думал, честное слово.

- И он ее не догнал?

Леонид неожиданно подумал, что в этой женщине есть что-то такое, чего недостает Зине. И внешность здесь ни при чем. Зина, безусловно, эффектнее. Здесь что-то другое. Ему с этой женщиной просто.

Они подошли до излучины маленькой речки, а потом снова повернули к лесу.

...Дорога обрывалась. Справа виднелись какие-то железные вышки, совсем ржавые, тяжелые, неизвестно как сюда попавшие, а к лесу вела тропинка. Они свернули на тропинку, прошли еще немного и не заметили, как вышли к старой крепости. Вокруг было пусто. Небо. Поле. Лес. Ни души.

- Вы действительно сделаете из меня путешественницу. Я даже не устала. А это что?

Перед ними была крепость, старая разрушенная, с обвалившимися стенами и остатками башни. Они остановились.

- Крепость, — протянув руку, показал Леонид. Ему вдруг пришло в голову, что если крикнуть изо всей силы, эхо, наверное как ошалелое, будет носиться между лесом и этими стенами.

- Старый замок, — повторил он.

Она посмотрела на крепость долгим взглядом. Как-то слишком неожиданно выросли эти камни, безмолвные и тяжелые.

- Так вот, построена неизвестно кем и неизвестно когда. Встаньте-ка так, чтобы эти камни не рухнули на вас. А я вам сейчас открою страшную тайну этих стен. А можете - пожалуй, это даже лучше - сесть на этот пень. Лучше сядьте...

- Хорошо, подчиняюсь, — вторя его неожиданно шутливому тону, согласилась она и села, закрыв юбкой весь пень. И пень стал белым. Ей почему-то показалась мрачной и ненужной эта крепость, каменные обломки чужой жизни. Незаметно взглянув назад, она увидела, что деревня осталась очень далеко. Не было видно ничего, только крохотные пятнышки крыш среди садов да еще церковь, тонкая и маленькая. И отчетливо по всему горизонту были видны громоздящиеся вокруг горы. А ей хотелось идти еще и еще, чтобы не осталось ни реки, ни деревни, ни этого поля...

Леонид снова показал рукой на крепость.

- Так вот. Вы слушаете? Итак, давным-давно, когда в этих реках жили русалки, а в каждом дереве было дупло, полное меда, и виноград и розы сами собой росли повсюду...

Она кивнула ему с улыбкой:

- Я тоже люблю сказки.

- Нет, почему же?.. Это, может быть, правда... Так вот, в этих краях жил старый барон. Он был очень старый, как пень, на котором вы сидите.

- И, конечно, была борода?

- Да, рыжая. А эти леса тогда просто кишели антилопами. Старый барон грабил на больших дорогах и охотился на этих антилоп. И еще он любил одну молодую пастушку. А пастушка его - нет, потому что она любила красивого пастуха. И потому пастушка не захотела выходить за барона замуж.

- Ну и что же дальше? — Она села удобнее и застыла, сложив руки на коленях.

- Тогда старый барон велел подать ему барабан из ста тридцати антилопьих шкур, ударил в этот барабан, и в глухом лесу, в стороне от всех дорог, выросла крепость из камня. Вот эта крепость, куда он заточил девушку, и бедная пастушка через тридцать три года умерла от тоски. Вот какую историю хранит эта крепость любви и страданий.

- И все?

- А что же еще?

- Нет, все было совсем не так. Какие же это любовь и страдания?! Хотите, я расскажу? Но теперь вы садитесь на пень.

Леонид рассмеялся и сел на ее место.

- Вы все перепутали. Все решительно. Барон заточил в эту крепость не девушку, а юношу. И тогда девушка решила во что бы то ни стало спасти своего любимого, освободить его из темницы. Иначе ей незачем жить. И год, и два, и три она искала этот замок. И нашла. И вот однажды, осенней темной ночью, дождавшись, когда кукушка крикнет тридцать три раза, она прошла тропой, проложенной антилопами к замку, перекинула через стену веревку, свитую из виноградных лоз, и спасла юношу. И была свадьба. И русалки доставали мед из деревьев. И барон, глядя на все это, от злости выдернул по волоску свою бороду и умер. А его барабан из ста тридцати шкур лопнул сам собой. Это было слышно на тысячу верст вокруг, и крепость сама собой рухнула. Вот и вся история о любви и страданиях.

- Да? А почему вы считаете, что все было именно так? — и Леонид снова невольно сравнил ее с Зиной. Встал, и они подошли к самой башне, а потом обошли башню.

- А почему вы приехали именно сюда? Обыкновенно останавливаются в Мукачево. Богатый базар. Ресторан. Всегда кино. Ну и вообще, комфорт.

Она сняла шляпу и накрутила резинку на палец. Лес уже был рядом, перед ними.

- А я так и сделала. Но мне и в Москве этот шум надоел. Села в автобус и поехала куда глаза глядят. По дороге мне сказали, что рядом красивое село. А разве похоже, что мне нужно шикарное? Такая деревня не подходит? — и, тряхнув головой, она пригладила волосы.

- Нет, я просто спросил. — Леонид подумал, что день в самом деле хороший. — Многие не любят ездить сюда, потому что нет базара и река слишком быстрая и холодная.

- А мне как раз и нравится, что такая река, а не болото. Да, вот теперь я жалею, что не послушалась вас. Надо было действительно встать на рассвете, — и в этот момент она заметила, что он думает о чем-то своем, а не слушает ее.

Леонид остановился, повернулся и посмотрел на деревню. К нему вдруг вернулся реальный мир. Он подумал о том, что река все время прибывает. Пожалуй, он даже не помнит, чтобы разлив был такой быстрый. И мост снесет наверняка. Сегодня нельзя было уходить так далеко от реки. Но все же на берегу всегда бывают люди.

Она подошла ближе и, подняв голову, взглянула ему в лицо, стараясь понять, что с ним происходит.

Леонид молчал.

- Или вы что-то вспомнили? — Ей стало как-то не по себе уже от одной этой мысли, что надо возвращаться в деревню, где снова все будет не так и где ее ждет пустая, немая комната.

Земля накалялась все больше. Где-то недалеко за деревьями лениво позванивали колокольчиками коровы. Большой вяз был желтым от солнца, прозрачным, а в какие-то секунды становился белым. Они оба посмотрели на этот вяз. Листья висели безжизненно, как украшение.

- Но если вам нужно возвращаться, мы придем сюда в другой раз.

- Да, — сразу же ответил он, вынул сигареты и закурил. — Тут есть другая дорога, короче. Мы сделали крюк. Даже приличный. И кажется, будет дождь.

На голубом небе не видно было ни одного облака.

Возле вяза они вышли на заросшую, едва заметную тропинку. Отсюда старая крепость казалась черной, сожженной.

Леонид шел первый, вглядываясь в кусты, которые росли вдоль реки. Он и сам не знал, действительно ли эта дорога короче. Кусты над рекой издали казались тонкой темной полоской.

- Если хотите, мы можем пойти в лес даже завтра. — Он пошел быстрее.

Она почувствовала, что он старается быть спокойным. Но его спина, в белой, засученной до локтей рубашке, сделалась чересчур прямой, а шея - длинной. Светло-желтые туфли стали серыми от пыли. И ее туфли теперь тоже стали серыми.

- Да, конечно, можно и завтра.

- А почему вы не расскажете мне про свою крепость? — спросил он, не поворачиваясь.

Тропинка сделалась немного шире и теперь почти не петляла. Значит, так действительно было короче. Звон колокольчиков стал стихать.

- Моя крепость простая. Белая комната, инструменты, большой стол - и все. — Она старалась не отставать от него.

- И больше ничего в вашей крепости?

- Больше?.. Нет.

- А почему именно это ваша крепость? Разве другой нет?

- Другой?..

И она почувствовала, что могла бы рассказать ему все, веря, что он поймет каждое слово. Вот если бы они сели там, в тени, прислонившись к стволу того крепкого вяза, она рассказала бы про то, как жила с матерью без отца. Про свою работу на большом заводе рядом с Москвой. В шестнадцать лет за ней ухаживали даже взрослые, и она рано узнала, что такое рабочий клуб, запах табака и винного перегара, и танцы по субботам, когда платье уже перешито и туфли похожи на новые, и потом парни провожают домой. Все уходят, один остается. И где-нибудь за дровяными сараями или на шаткой скамеечке под изрезанной перочинным ножом березой вдруг открывается, что слова - обман, что все это не то, ненастоящее, и совсем непохоже на жизнь в книгах. Другие умели над этим смеяться. А ей хотелось так, как в книгах: большая работа и вокруг люди, которые знают, чему надо посвятить свою жизнь. И она начала избегать вечеринок по субботам и, еще больше, складчин после получки. Остался цех - широкие окна прямо в лес, громадные станки и тяжелые острые листы латуни, ее фотография у ворот, а потом - немножко свежего воздуха, вечернего и уже холодного, грязная топкая улица с желтыми окнами, тепло от плиты, пар от цинкового корыта, глаза, слипающиеся над книгой, и крепкий, из самовара, чай, пахучий и темный, вдвоем с матерью за квадратным столом под низким матерчатым абажуром.